Ирина Романовна Михашина- Санкт- Петербург, Россия

Ирина Романовна Михашина

Биография: Ирина Романовна Михашина

Ирина Романовна Михашина, родилась на Урале в г. Чайковском Пермского края. Окончила там же музыкальную школу по классу «аккордеона», а в Ленинграде в 1984 г.-​ ЛЭИС им. проф.М.А. Бонч-Бруевича. Педагог гимназии г. Санкт-Петербурга. Поэт, писатель, переводчик, композитор, художник, общественный деятель. Главный редактор международного альманаха «Свежий взгляд»/Невская формула/. Руководитель ЛитО: Свежий взгляд. Организатор и ведущая более 100 презентаций и вечеров. Дипломант литературных и музыкальных конкурсов. Имеет ряд благодарностей от: – министра национальной политики Удмуртской республики, директора БУ УР «Дружбы народов», Министерства национальной политики Удмуртской Республики, Французской общественной ассоциации «Виляж Парижевск» за помощь в организации и проведении IV-го Международного фестиваля «ПарИжевск», вклад в укрепление межрегиональных и международных связей УР, пропаганду межнационального мира и согласия; – главы чайковского муниципального района, Пермской краевой общественной организации Союза Писателей за вклад в установление международных творческих связей. Автор десяти книг стихов и прозы. Стихи переведены на немецкий и сербский языки. Публикации в периодике: России ( в т.ч.“Литературной газете“ – 2020г.) и Сербии.

Книга. Ромкины рассказы

ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ

                                   Посвящаю моему отцу Кустову Роману Ивановичу

Фото. Кустов Р.И. г. Чайковский, 1965г.

РОМАН ИВАНОВИЧ КУСТОВ (1933-2017)

Родился 8 мая 1933г. в деревне Малые кусты Фокинского района (Чайковского района Пермского края).

Ветеран Великой Отечественной войны, труженик тыла, преподаватель, тренер, судья, имеет более сотни грамот за участие в соревнованиях как спортсмен и тренер.

Роману было 3 месяца отроду, когда в августе 1933 года репрессировали его деда Евлампия с бабушкой Татьяной Кустовых, отца Ивана Евлампиевича Кустова, и всех троих сослали на Соловки. Иван позднее был перенаправлен на строительство Беломорканала. Дед перед отъездом успел сказать невестке Акулине Васильевне Сухановой: «Уходи к своим родителям в деревню Лукинцы. И мы вас, а вы нас – не знаете». Так с трёхмесячным сыном на руках Акулина вернулась в родные Лукинцы.

В 1950 г. Роман окончил ремесленное училище в г. Перми. С 1951 по 1955 г. учился в техникуме им. Лесгафта в г. Ленинграде. В 1970 г. окончил Пермский педагогический

институт.

Среди его достижений: 25-летний стаж работы в школе №2 и Техникуме легкой промышленности в городе Чайковском Пермского края, Победы в соревнованиях, сотни выпускников. Он – изобретатель счётных таблиц для лыжных гонок. Папа был талантливым рассказчиком. Трепетно относился к природе. Его особенность – он любил всё вокруг.

Всю свою жизнь отец жил, осознавая себя внуком «врага народа». Родные отца не давали о себе вестей, видимо, по той же причине. Была спущена сверху директива: «…потомков «врагов народа» не принимать в комсомол и на престижную работу», что подтверждается серией книг «Жертвы репрессий». (Только после ухода Романа в другой мир мы познакомились с его родными со стороны родного дяди Савина, его младшей дочерью Степанидой Савиновной Аристовой, её семьёй, а также Людмилой Третьяковой.

В 1959 году умерла мать Романа. В том же году в селе Фоки он познакомился с выпускницей Пермского строительного техникума Раисой Филипповной Пыщевой, 1939г.р.,

Раиса Филипповна и Роман Иванович Кустовы поженились и прожили вместе 58 лет. У них родилось двое детей – дочь Ирина и сын Игорь Романович Кустов (16.02.1964 – 25.10.2010). У Романа и Раисы есть двое внуков и правнучка, которая делает свои первые самостоятельные шаги в этой жизни.

ЦИКЛ «РОМКИНЫ РАССКАЗЫ»

(Из воспоминаний моего отца Кустова Р.И.)

ИВАН

Вечером отец сидел на кухне с каким-то мужчиной. Это бывало не часто. Из их разговора я поняла, что он будет у нас ночевать. Отец всю ночь просидел с ним, вспоминая своё детство, деревню и родню.

Гость был примерно его возраста, невзрачный на вид. Меня определил в красавицы.

В его голосе было что-то необъяснимое – тёплое: тембр, интонации. Он не раздражал. Хотелось его слушать. Он успокаивал. Не мешал засыпать. Даже, наоборот, он был, как сказка или колыбельная перед сном.

Ночью человек ушёл из дома на поезд. И только утром я узнала, что это был мой двоюродный дядя Иван. Отец после его ухода долго не мог заснуть от нахлынувших воспоминаний.

А проснувшись,  в течение многих часов  рассказывал мне о своём детстве.

МЯЛКА

– Нас было в деревне трое одногодок: я, Ванька – мой двоюродный брат и Сашка Щелканов.

Это когда выросли, стали дружить, а так всё время дрались.

Было нам лет по двенадцать.

Я был большым выдумщиком. У меня появилась идея – сосчитать все зубья у мялки. Мялка имела два колеса с зубьями. В ней лён мяли. Вот мы с Сашкой и пошли считать зубья. Для удобства Сашка лёг на пол. А я за ручку крутил мялку. Ему показалось – что я медленно кручу, и мне пришлось прибавить скорость. Сашка перестал успевать за мной. И он стал считать, перебирая зубья рукой. Средний палец правой руки затянуло между колёсами и раздробило зубьями. Я крутанул обратно, чтобы ему помочь достать руку. И колесо пошло в другую сторону, а зубья ещё раз прошлись по руке.

В результате кости пальцев были раздроблены. Сашку отправили домой, а потом отвезли в больницу, и там оказали помощь. Кости срослись. Палец впоследствии немного действовал.

Сашкина мать прибежала к моей матери и говорит: «Твой Ромка моему сыну весь палец ножом порубил».

Наши родители строго настрого запрещали нам подходить к мялке, и поэтому мы с Сашкой ни слова про мялку не сказали. И мне пришлось согласиться: «Да, мол, ножом…».

– А где нож?

– В колодец бросил. Он в крови весь был.

Тут моя мать сломала вицу побольше и отстегала меня до крови.

На этом мои приключения не кончаются.

ФОМА

Был у нас в деревне Фома. Парень здоровый, старше меня, но увалень. Он хоть сильнее был, а я – изворотливее.

После очередной драки он пообещал, что уроет меня. А я дал ему слово, что он меня ещё запомнит.

Я долго ждать не стал. Подкараулил его, когда он шёл домой ужинать. Только он дверь открыл, как я его широкой доской огрел. Фома вырубился, и впал в кому. Увезли его в больницу. В коме он был трое суток.

А в деревне никто так и не узнал, кто так уделал Фому. Когда он пришёл в сознание, то всё рассказал моей матери. Вица опять гуляла по мне ниже спины.

Фома мне снова пригрозил. Но я не стал дожидаться, и вырубил его опять доской, подкараулив у дома.

Больше он мне не угрожал расправой. А ему наука: Не распускай свой язык!

НОЧНОЕ

С десяти лет меня поставили за плуг. Но я сказал, что у меня мала масса. И меня определили пастухом. А затем, лет до пятнадцати я ходил в ночное с лошадьми. Однажды я забрался в стог. В центре стога была палка, которую называли стожар. Вокруг неё метали сено. В стогу я забрался в ямку из сена и свернулся в колечко вокруг стожара.

Стемнело. Вдруг стог зашатался. А сверху донеслось: «Жу-жу-жу…, з-з-з…». Я выглянул, а там – бык. Оказывается, он забрался на соседнюю пасеку и уронил улей. Все пчёлы вылетели и облепили быка со всех сторон. Бык рванул в поле к стогу, чтобы сбросить пчёл, а там – я. Бык бодался и тыкался в стог. Потом пчёлы улетели. Бык успокоился и ушёл. А я долго ещё не мог заснуть.

ЗАЛИВНЫЕ ЛУГА

Там, где сейчас Воткинская ГЭС находится, были луга заливные. Там росли иван-чай, мелисса и другие травы. И все они были лечебные. Колхозники, которые работали на сенокосе, рукой захватывали пучок травы из любого места и бросали в ведро с кипятком. Потом пили чай.

А ГЭС построили, и лугов заливных не стало…

ПЧЁЛЫ

– Нам было лет по десять-одиннадцать. Мы втроём с мальчишками захотели поесть мёда. Залезли в соседний огород. Открыли улей. Плеснули в него кипяток, чтобы пчёлы улетели. Пошёл пар. И раздалось: «У-у-у…у-у-у!»

Пчёлы, видно, умнее нас оказались. Они вылетели и набросились на нас. Мы – бегом. Одного – всё же покусали.

Деревня Лукинцы находится в низине. А гора, которая выше уходит, называется Верхотурьем. Вот мы туда и побежали. Километра полтора. Домой-то нельзя. У Ваньки лицо от укусов распухло. Сделали там шалаш. И трое суток носили ему еду, делали примочки из воды. А ведь от сильных покусов и умереть можно.

Родителям говорили, что с Ванькой всё хорошо, и он скоро вернётся домой. Но нас выследили. И когда увидели опухшего Ивана, то сразу поняли: «Так вот кто у Макара Васильевича пчёл нарушает».

Потом всё обошлось.

ТРЯСОГУЗКА

– Я давно наблюдаю за трясогузкой у нас в огороде. Везде много котов и кошек, а она свила себе гнездо. Я видел, как она держала в клюве червячка. Наверное, у неё птенцы. Но смотреть на них нельзя, потому что они могут съесть своего детёныша и разорить гнездо. У них две семьи. Одна пара свила гнездо где-то за забором.

ПЕРЕГОН ИЛИ СКАЗ ПРО КОРОВУ

Жили мы с матерью в деревне так, словно ходили по краю жизни, до того была безнадежна наша судьба. Мать знала, что в любой момент эта ниточка может оборваться. То сена не было, то – неурожай. Каждый год мы брали телёнка, а через год сдавали корову на мясо. А иначе жить было нельзя. Колхоз не даст ни машину, чтобы привезти дров, ни свет не подключат, и ничего остального не дадут.

Мне было четырнадцать. Я как настоящий мужик работал на тракторе, рубил дрова и пас скотину. Чтобы заработать побольше, подрядился пастухом для перегона животных из Лукинцев в Пермь.

Стадо было большое. Пастухов – двое: я и Вовка. Животные не могли долго идти по насыпи, по щебёнке и камням. Маленькие овечки, козы быстро обезноживали. Их приходилось везти на близлежащий мясокомбинат. Грузили мы их на телегу. Но вскоре животных набралось десять, и нам чуть ли не пришлось выбросить наши продукты, которые мы взяли в дорогу, поэтому животных засаливали в бочках.

По дороге к нам прибились животные с окрест живущих посёлков. Мы им ставили клеймо, и вводили в стадо. Забрали даже быка племенного, но позже у нас его отобрали по суду. В результате перехода мы с Вовкой остались ещё должны колхозу.

Позже, когда я вернулся из армии, договорился с августа работать преподавателем физкультуры в школе. А чтобы прожить три летних месяца, пошёл работать в артель лесорубов, где платили вдвое больше, но не было соцгарантий.

Так как мать заболела, и её необходимо было везти в Пермь на обследование, очередную корову сдали на мясокомбинат. Но соседи поговаривали, что кто-то её выкупил. Милка была очень хороша собой.

Работал я в лесу, который рос в центре современного города Чайковского. А посреди леса бежала река Сайгатка, которая впадала в Каму. По берегам её рос лес, который и рубили для будущего котлована Воткинской ГЭС.

Однажды, когда я шёл на работу, то увидел стадо. Одна из коров показалась мне знакомой. Я позвал её: «Милка, Милка». Корова откликнулась и приблизилась ко мне. Мы стояли и смотрели друг на друга. Я не мог сдержать слёз.

ГУСИНАЯ ВЕРНОСТЬ.

Сказка-быль

Моя матушка была очень красивая, и деревенские мужики вовсю ухлёстывали за ней. Ходили целыми табунами. Наш сосед Николай тоже обращал на неё внимание. А чтобы добиться большего расположения с её стороны, занимался со мной: брал на охоту и рыбалку. Места в наших краях великолепные. Когда смотришь издалека на лес, возвышающийся над деревней, то кажутся невероятными волнистые линии покатых обрывов.

Деревня расположена в логу, над которым раскинулась клубничная гора. Лесная клубника прячется в траве. Чтобы её найти, нужно подниматься по отвесному склону. Поэтому, чаще всего, ягоды собирали, стоя на четвереньках, или сидя, а иногда и лёжа на боку. Природа щедро вознаграждала за собранные ягодки,  внимание и доброе отношение к ней. А как же не радоваться маленькому чуду, наполненному несказанным ароматом и вкусом, который помнишь потом всю жизнь. Это – как связь с Небом, космосом, звёздами. Каждый стебелёк подержишь в руках, каждый кустик погладишь, увлажняя росой руки. Вместо сорванной ягодки на другой день на этом  же месте поспевала новая.

Однажды Николай решил взять меня с собой в лес поохотиться на белок. При полном снаряжении мы выдвинулись в путь. У Николая – ружьё. В лесу он подстрелил несколько белок. А затем на поляне прицелился и попал в гуся. Гусь упал вниз и ударился оземь. Подстреленный гусь оказался живым. Мне было очень жалко гуся, и Николай согласился на мою просьбу – не добивать, а взять гуся домой подлечить.

Когда принесли домой, мать смазывала и обрабатывала  рану. Месяца через полтора рана затянулась. Дом у нас был небольшой. Гуся пришлось поселить вместе с коровой. Бурёнка сначала не принимала гостя и от своего пойла отталкивала. Но через какое-то время они вместе пили из ведра. Бурёнка ела вниз головой, а гусь набирал еду в клюв, потом выпрямлял шею, запрокидывал голову назад и проглатывал.

Как-то раз я решил помыть гуся. Гага очень волновался. После горячей бани у него случилось расстройство желудка. Оказалось, что в горячей воде мыть гусей нельзя. У них под крыльями есть специальная жировая смазка. В природе они купаются только в холодной.

Мы с матерью жили бедно. Поэтому специальной еды взять было негде. Знали, что ему нужно кушать травку. Я рвал её и приносил Гаге. А так, кормили всем, что ели сами – картошкой и хлебом. Сена к весне не оставалось. Даже корову кормили соломой. Для гуся я солому распаривал, и такую еду гусь проглатывал.

Весной пытались выпустить его на волю. Гага учился летать заново. У него ничего не получалось.

Осенью, когда над домом, курлыкав, пролетала стая гусей, наш Гага поднялся в небо и улетел вместе с ней.

А через год в это же самое время соседи видели, как пролетая над деревней, стая гусей долго кружила над нашим домом, как будто приветствуя своего спасителя в знак благодарности.

О ДЕРЕВНЕ ЛУКИНЦЫ (1941-1945)

Во время Великой Отечественной войны из блокадного Ленинграда людей отправляли на Урал, подселяли к семьям, и обязывали местных жителей выделять по трети урожая беженцам.

Я жил со своей матерью в деревне Лукинцы Фокинского района. Наша семья* состояла из двух человек – меня, десяти лет от роду, и матери, которой ставили «палки» за трудодни. К нам подселили семью, состоящую из трёх человек, мужа с женой и девочку. Десятилетним мальчишкой я сел за трактор, чтобы выжить, и ещё потому, что больше мужиков в деревне не было. Все ушли на фронт.

В лучшие времена мы ели лебеду, картофельные очистки. В худшие – зёрна с поля. И когда попадались прогорклые, получалось отравление. После чего все долго болели. Чем в такой семье можно было делиться, если не было штанов, чтобы ходить в школу? А когда всё-таки пошёл учиться в школу в деревню Чумную, находящуюся за три километра от дома, то зимой приходилось идти на лыжах. И когда я

совсем замерзал, соседская девочка давала мне свою телогрейку, чтобы согреться.

Когда мне исполнилось четырнадцать лет, я хотел уехать в Пермь. Но меня три раза снимали с парома, потому что не было паспорта, и возвращали в деревню. Раньше колхозникам паспорт не выдавали вообще. А вместо зарплаты всем ставили трудодни. (Такое вот крепостное право по-новому. прим. автора).

И всё же мне удалось окончить ремесленное училище в Перми и поступить учиться в Ленинградский техникум физической культуры им. Лесгафта, общежитие которого располагалось на территории Александро-Невской Лавры.

В Ленинграде я участвовал в соревнованиях по лёгкой атлетике и бегу на длинные дистанции. Мой тренер нашёл мне преподавательскую работу. В свободное время я распространял билеты в театры, куда и сам любил ходить. Писал стихи.

Позднее, после войны, когда меня пригласили в гости ленинградцы, я нашёл столичных жителей в затопленном полуподвале. Они хотели выдать замуж за меня свою дочь. Но после учёбы я вернулся назад в свою губернию.

БЕЗ ВЕСТИ ПРОПАВШИЕ

Посв. Ефиму Васильевичу Суханову и Зимину Александру, безвестно пропавшим под Смоленском в 1943 году

Фото. Иван Васильевич Суханов (1941г.)

Этим летом, когда мы были в Лукинцах, я вдруг поняла, кто такой – муж Меланьи. Её дочь Васса бывала у нас в городской квартире в Чайковском со своими друзьями. Голубоглазая, с пшеничными волосами и белой кожей, ладно сложенная. Она была похожа на мою бабушку Акулину с фотографии. Потом вообще куда-то пропала.

На мой вопрос: А муж Меланьи воевал? –  отец начал свой рассказ:

– Мы свернули с Луговой улицы, а если проехать дальше поворота – там жил мой дядя Ефим Васильевич Суханов со своей женой Меланьей.

В июне 1941-го грянула война. И в первую неделю начался массовый призыв из запаса военнообязанных, 1905–1918 гг. рождения, именно тех, кто давно отслужил.

Мой дядя Ефим Суханов, его двоюродный брат Александр Зимин и их односельчанин Михаил Черепанов воевали в Финскую (1939-1940). Им не нужна была боевая подготовка. Всех троих в один день отправили под Смоленск. Там два двоюродных брата – Ефим и Александр бились с фашистами, пока их не поубивали. Красная Армия отступала. Сталин допустил ошибку, которая всем нам слишком дорого обошлась. Всё продовольствие расположил на старой границе – за Львовом, между Россией и Германией. Германия захватила Польшу, Чехословакию, Румынию. Половина Румынии по договору «Гитлера со Сталиным» отходила Германии, а другая – Молдавия – России. Там, на старой границе были склады, и впервые же дни войны они достались Германии. И когда началась война, нашим призывникам ничего не дали: одна винтовка – на двоих.

Последний приказ братьям поступил – на отступление. Командир расстелил карту и указал: «Мы сегодня в этой точке, а завтра – здесь. Отступаем на Восток». Односельчанин со своим отделением побежали по полю. А Зимин Александр и Ефим Суханов – логами в низину. В поле – пшеница по пояс, и отряд с Черепановым пробежал удачно свой участок. И в нужную точку прибыл к вечеру. А тех, кто побежал логами, не дождались. Односельчанин рассказывал:

– Я ждал. Встречал. Не дождались. Нас подняли и погнали дальше, и шли мы весь день. Потом был приказ окопаться.

– Я рассказываю, а у самого ком в горле, – остановился отец, – От однополчанина известно, что сам получил ранение. Был под бомбёжкой. Откопали. А рука висит. Кость перебита. Руку собрали, деревяшки приставили и обмотали. И его – в тыл. Время было голодное. В госпитале начальство решило дать ему отпуск на три месяца. Потом лечился в Фокинской больнице. Был демобилизован за три месяца до окончания войны. В городе Чайковском стоит Стела на площади Победы. В списке «погибших и раненных в бою» числятся: (два моих дяди по отцу) – Ефим Васильевич Суханов и Зимин Александр, тут же – односельчанин Михаил Черепанов. Ефим и Александр пропали без вести.

ЛЁН

Мы вернулись из Лукинцев и стали вязать берёзовые веники. В дороге мама вспомнила, как её после техникума на практике в Фокинском районе посылали с вальками лён «колотить». Папа продолжил:

– На первом году лён вылёживается на снегу. Летом лён связывали в сноп, а зимой развязывали и выкладывали по одному стебельку тонким слоем. Потом убирали со снега и  сушили в бане. У нас была русская баня. Лен ставили на полки и подсушивали несколько часов, а может быть в течении дня, чтобы ушла вся влага. В предбаннике стояла мялка. У неё с двух сторон – ручки. Крутили вдвоём. Зубчиками разминали стебли. Третий человек следил, встряхивал кострицу – внешнюю оболочку, превращающуюся стразу же в труху и опилки.

Затем лён трепали специальной деревянной саблей, в ширину – до 10 см, и острой по краям. Ей били по снопу и выбивали кострицу. После этого разделяли на паклю и тканину. Из тканины пряли нить с помощью веретена. А после – вручную или на деревянном станке плели и ткали полотно.

У моей матушки Акулины был ткацкий станок, доставшийся ей по наследству от моей бабушки Елены Галактионовны Сухановой.

– А ты свою бабушку, мою прабабушку Елену видел? – спросила я отца.

– Да, мне было три года. Я помню, что она была очень красивая.

ЦИКЛ « ИСПОВЕДАЛЬНЯ»

ЛЮСИНЬКА КУЧЕРОВА

Несколько лет я работала в социальном центре Петрогорска. Когда проводила опрос ветеранов, мне довелось услышать незабываемую историю. На мой вопрос: « В чём вы нуждаетесь?» – Нина Александровна Кучерова поведала мне о следующем:

«Мой отец во время войны был большим начальником секретной организации. Мы с мамой пережили блокаду в Ленинграде. У меня и у мужа – хорошие пенсии. А переживаю я за дочь Тамару. Она окончила институт, и как ветеринар, нашла себе в Соснецке работу по уходу за лошадью.

Хозяин лошади жил в Америке. Давно уехал и длительное время не появлялся.  А когда долг за содержание и лечение лошади достиг трёхсот пятидесяти тысяч рублей, появилась жена хозяина и сообщила о смерти мужа. Наследница приняла решение – продать лошадь и погасить долг. Но когда узнала о том, что лошадь больна астмой и задыхается, имеет фурункулёз – нарывы под копытами, то заявила: «Забейте на мясо, продайте, погасите долги, а оставшиеся деньги заберите себе – на возмещение затрат».

За время работы Тамара привязалась к Люси. Она ухаживала за ней, как за своим ребёнком. Давала  лекарства, делала уколы, следила за чистотой и питанием. Люси чувствовала эту заботу. Чтобы попасть на конюшню, нужно было пройти длинным коридором через весь дом. И когда рано утром Тамара чуть слышно пробиралась по нему, на другом конце её уже ждала Люси, в полуприсяде, согнув переднюю ногу, как настоящая цирковая лошадь, хотя её этому никто не учил.

Тамара всё время думала об указании наследницы. Но как она сможет его выполнить? В голове – образы Люси, как они с ней – глаза в глаза…

Тамара пошла к Люси, чтобы рассказать ей печальную новость. Люси как будто всё поняла. Из её глаз покатились слёзы. «Люсинька, – простонала Тамара, – как же это…?» А мысленно перед собой видела кружащееся лицо хозяйки, изо рта которой вырывалось: «На мясо! На мясо!»

Тамара приняла решение – оставить Люси себе. С тех пор прошло тринадцать лет. Люси окрепла. Потихонечку Тамара начала с ней заниматься и немного тренировать.

Тамара двадцать пять тысяч рублей в месяц тратит на обслуживание Люси. Для этого работает бухгалтером в одной солидной фирме далеко за городом. Замуж не вышла. Я помогаю ей – одеваю, дарю новые вещи…», – на том конце телефонного провода послышалось сначала всхлипывание, а затем – короткие гудки…

ЦИКЛ «ИРИНКИНЫ РАССКАЗЫ»

УТРЕННИЙ КОНЦЕРТ

– А меня утром одна трясогузка будила пением. Она села на столбик, рядом с моим окном, и пела до тех пор, пока я не проснусь. Когда я посмотрела в окошко, и увидела её, она вся выпрямилась, запрокинула головку, и раскрыв клюв к небу, спела несколько трелей. Пошевелила крылышками. Убедившись, что я внимательно слушаю и наблюдаю за ней, удовлетворённо закончила свой концерт. Это был настоящий певец, который кланяется после концерта. И серый фрак был к лицу этому артисту. Затем она вспорхнула и улетела.

ДЕНЬ ПАМЯТИ

Сегодня я поехала с отцом в Лукинцы. В Фоках в центральном саду мы наломали сирени, зашли в церковь и поставили поминальные свечи.

Выходя из села Фоки, мы оказались на мосту через маленькую речушку. С одной стороны была вода, а с другой – ил, земля, падающие ивы. Отец сказал, что с тех пор, как сделали этих три моста, никто не чистил реку, и она обмелела.

Дальше мы пошли в горку. Невдалеке увидели ТЭЦ. В пятидесяти метрах от неё стоял жилой рубленный дом. Жить так близко от ТЭЦ – вредно для человека. Деревья, растущие рядом с ТЭЦ, умирали. Птиц рядом не было.

Подошли через полек лесу. Мы были в резиновых сапогах. Ноги проваливались. Сухие деревья, сучья и листья хрустели и перекатывались под ногами.

Наконец, подошли к местам памяти.

– Здравствуйте, Акулина Васильевна, – сказал отец, обращаясь к своей матери. Мы дёргали траву, красили столик, и любовались природой. Цветы там росли необыкновенные. И земляника, и ландыш лесной, малина и рябина. Тихо. И птичка поёт, похожая на соловья. Недалеко на пригорке стоит огромная старая ель. Она скрипит. На ней лежит старое сухое дерево. Ветки у ели внизу голые коричневые. Растут очень часто. И кажется, будто это руки. А густые ветки, зелёные наверху, напоминают волосы. Вобщем, ведьма лесная, да и только. Я о ней говорю отцу, а она в такт моим словам скрипит. Она, наверно, здесь самая старая. Эта ель – хозяйка-хранительница. Ночью такую увидишь, так точно за ведьму примешь.

Отец рассказал, что лет в восемнадцать он шёл через этот лес, испугался, да так побежал, что дверь в своём доме снёс с петель, упал замертво и уснул. А утром не помнил, что с ним было.

Мне нравится в этом тихом месте. Когда шли обратно, увидели бурого зайца.

Отец сделал замечание в адрес тех, кто сеял. Несколько десятков зёрен лежало в каждом рядке колеи уже на проезжей части.

– Видимо, сеялка худая. Каждое семечко надо беречь.

Небо прояснилось. Идти было легко. Отец весь сиял от любви к природе. Его отношение ко всему вокруг было нежным и заботливым. И эта любовь ко всему прекрасному передавалась и мне. Дети копируют своих родителей. На подсознательном уровне им подражают.

Если все родители будут так любить всё живое вокруг, то и дети будут делать тоже самое. Взрослый не бросит мусор – и его ребёнок поступит также.

Может быть, тогда у нас не будет свалок, где попало в лесу и в городе. И не будут тогда, повзрослев, дети строить вредные для здоровья людей и природы заводы, отравляющие всё вокруг. И возможно тогда все дети будут здоровы.

УСЫ

Когда Кате исполнилось три года, мы приехали в город Чайковский к моим родителям. Их квартира находилась на седьмом этаже. У них жил кот Степан. Ему тогда не было ещё и года.

Кот в молодости был озорной. И всех взрослых царапал. Слушался Степан только трёхлетнюю Катю.

Однажды кот сидел на столе. У Кати в руках оказались ножницы. Через одно мгновение длинные усы стали короткими. Ни кот, ни я, ни прабабушка не успели опомниться. Степан продолжал также смирно сидеть на столе. Бабушка, увидев стрижку, сказала, что коту нельзя стричь усы, так как они помогают ему ориентироваться в пространстве.

ПРЫЖОК БЕЗ ПАРАШЮТА

Кот Степан был молод. Он любил запрыгивать на форточку и смотреть в окно. Однажды Степан засмотрелся на птичку, потянулся за ней лапкой, и улетел с седьмого этажа вниз.

В это время бабуля уходила из дома на работу и на первом этаже увидела кота. Она подумала, что это не наш кот, так как Степана ещё ни разу одного не выпускали на улицу, и две минуты назад он был дома и сидел на форточке. И вдруг она заметила, что у него с одной стороны – короткие усы. Бабуля сразу же признала в нём Степана. Кот весь дрожал. Видимо, при падении он отбил все внутренности. Мы его лечили. Наложили шину на сломанную лапу. Но он её сбросил. Забился под кровать и стал зализывать рану. Вскоре Степан поправился. И у него всё зажило.

СПАСАТЕЛЬ

Кот Степан вышел погулять. Вечером он не вернулся, и вся семья пошла на его поиски.

Кот сидел около дома на огромной сосне, почти на самой верхушке, и жалобно мяукал.

Бабушка позвонила в пожарную часть, но там сказали, что нужно заплатить сто рублей. А из проходящих мимо людей никто не решался залезть на дерево.

Уже темнело. И тут к нам пришёл дядя Толя. Его рост был почти два метра. Он быстро залез на дерево, посадил кота в сумку и спустился вниз. Кот от стресса выпрыгнул из сумки за два метра до земли и, как ракета, пролетел в чужой подъезд. Мы нашли его, успокоили. Дома дали ему корешки валерианы. Степан замурлыкал. И вскоре уснул.

А на следующий день я шла домой и издалека вижу: на небольшой берёзе висит «сосиска» и болтает ногами. Это был семилетний Саша. Он хотел, как дядя Толя, залезть на дерево, но у него пока получилось только висеть на нижней ветке.

КОЗЛЁНОК

Саша родился в год козы.

Когда мама с Сашей и Катей пришли с дачи на автобусную остановку в посёлке Волковский, было уже темно. Автобус долго не приезжал.

Кроме них на остановке находился козлёнок. Сашина мама сказала козлёнку:

«Иди домой. Тебя, наверно, хозяйка дома ждёт, волнуется». А козлик бегал, тыкался мордочкой в корзинку, прыгал по скамейке и не хотел уходить. Мама повторяла: «Иди, иди домой. Там тебя уже ищут. Сейчас уже темно». Но козлик, сделав несколько кругов по скамейке, стал щипать букет с астрами, который держала в руках мама. Она подняла руку вверх и сказала: «Ну, что же ты не слушаешься и не идёшь домой?» Козлёнок запрыгнул на скамейку и зацепил одну астру зубами. Он стал её жевать и съел. Мама сказала сыну: «Вот ты – такой же упрямый козлик!»

ЖИВОЙ ЛЕС

Саше было шесть лет. Они с мамой пошли в лес кататься на лыжах. Он любил кататься с горок. Мама предложила прокатиться по длинной пологой горке, которая была в лесу в прежние годы.

Шли, шли, а горки-то всё нет. Саша устал, лёг прямо на снег и говорит: «Я дальше не пойду».

А в лесу – так тихо, даже ветерка не было.

Вдруг мама как закричит: «А ну-ка, быстро вставай, а то простудишься!»

Тут лес зашумел, деревья закачались, заскрипели. Поднялся сильный ветер. Саша испугался. Вскочил и быстро побежал к маме. А мама рассмеялась, обрадовалась и сказала сыну: «Вот видишь, лес и тот маму слушается». И вокруг опять стало тихо…

«НЕ ДУМАЙ – НИЧЕГО И НЕ БУДЕТ…»

Мы с шестилетним Сашей пошли кататься на лыжах. Чтобы выйти на залив, решили пройти по набережной. Снега было много. А под набережной располагалась труба, из которой текла вода, и вокруг неё образовались полыньи. Набережная была огорожена только с одной стороны. Лыжня проходила по обледенелой горке, в нескольких сантиметрах от края. Мне пришлось в полуприсяде, держась одной рукой за перила для страховки, переступать мелкими шажками, приговаривая: « Саша, я ведь упаду!» А сын повернулся и сказал: «Не думай – ничего и не будет!» Мне удалось благополучно преодолеть этот участок. И сейчас я там не боюсь ходить.

МАЙКА

К 60-летию г. Чайковского

Летом я каждый год приезжаю в город моего детства – Чайковский на берегу Камы. В этом году моей малой родине исполнилось 60 лет. В начале июня состоялся музыкальный фестиваль детского творчества им. композитора Д.Кабалевского, приуроченный ко дню рождения города, названного в честь великого русского композитора П.И.Чайковского.

Наш дом стоит напротив музыкального училища, которому в 2015 году исполнилось 45 лет. Моя мама, как прораб, строила это здание (и соседнее – школу искусств, в которой училась на Художественном отделении моя дочь Екатерина). На четвёртом этаже раньше была детская школа, которую я окончила по классу аккордеона.

Ко дню города на улице Ленина возле памятника композитору П.И.Чайковскому (1840-1893) заасфальтировали частично тротуар. В скверике у училища порадовали глаз клумбы и скамейки с кованными фантазийными беседками и оградками, в линии которых вплетены скрипичные знаки и ноты. На первом этаже училища открыта фотовыставка, посвящённая П.И.Чайковскому, приуроченная к юбилейной дате города.

12 июня, в 23.00, город осветил праздничный салют, по красоте не уступающий столичному.

Мама рассказала мне о пропаже соседской собачки Майки. Сидящие у магазина бабушки видели, как её затолкали в машину и увезли. У соседки недавно был инфаркт, и с постели её поднимает именно прогулка со своим питомцем. Майка из породы терьеров, с большими добрыми глазами. У неё – длинная шерсть, местами с рыжинкой. Соседка обратилась в милицию с заявлением о пропаже.

А у нас в доме два дня все разговоры и мысли – только о Майке. Ночью мне приснился сон. Будто в пустой четырёхкомнатной квартире нашли животное с поводком. Кто-то сказал: «Вот, держите Вашу собаку».

– Так это же кошка!- возразила я, вздрогнула и проснулась.

А вечером вышла на улицу. А там – «Гав-гав-гав!» – меня встречает волнующаяся Майка.

– О, кого мы видим! – воскликнула я, – какая радость!

Мой путь продолжился к магазину по дорожке по нашему городу-саду. Вокруг радовались берёзы, шептались травы: «Майка нашлась…», ивы, липы. Кивали алыми головками  цветков кусты шиповника, яблони махали ручками – мелкими завязями. Ласточки, и без того взволнованные все эти праздничные дни, закружились в причудливом танце. По голубому небу плыли очень ровные, правильной формы, белоснежные облака. Третий день подряд солнце садилось в тучку. Скрывшись за лесом, оно растворялось в золотистой каёмке облаков сказочного чайковского края. Пожалуй, это самый лучший подарок к 60-летию города – возвращение Майки домой! Ура!

1997-2017

Leave a Reply

Ваша адреса е-поште неће бити објављена. Неопходна поља су означена *